В соседней камере послышались голоса начальства. Все затихло, и вслед за этим вошел старшой с двумя конвойными. Это была поверка. Старшой счел всех, указывая на каждого пальцем. Когда дошла очередь до Нехлюдова, он добродушно-фамильярно сказал ему:

- Теперь, князь, уж нельзя оставаться после поверки. Надо уходить.

Нехлюдов, зная, что это значит, подошел к нему и сунул ему приготовленные три рубля.

- Ну, что же с вами делать! Посидите еще.

Старшой хотел уходить, когда вошел другой унтер-офицер и вслед за ним высокий, худой арестант с подбитым глазом и редкой бородкой.

- Я насчет девчонки, - сказал арестант.

- А вот и батя пришел, - послышался вдруг звонкий детский голосок, и беловолосая головка поднялась из-за Ранцевой, которая вместе с Марьей Павловной и Катюшей шила девочке новую одежду из пожертвованной Ранцевой юбки.

- Я, дочка, я, - ласково сказал Бузовкин.

- Ей тут хорошо, - сказала Марья Павловна, с страданием вглядываясь в разбитое лицо Бузовкина. - Оставьте ее у нас.

- Барыни мне новую лопоть {Лопоть - по-сибирски одежда. (Прим. Л. Н. Толстого.)} шьют, - сказала девочка, указывая отцу на работу Ранцевой. - Хорошая, кра-а-асная, - лопотала она.

- Хочешь у нас ночевать? - сказала Ранцева, лаская девочку.

- Хочу. И батю.

Ранцева просияла своей улыбкой.

- Батю нельзя, - сказала она. - Так оставьте ее, - обратилась она к отцу.

- Пожалуй, оставьте, - проговорил старшой, остановившись в дверях, и вышел вместе с унтер-офицером.

Как только конвойные вышли, Набатов подошел к Бузовкину и, потрагивая его по плечу, сказал:

- А что, брат, правда, у вас Карманов сменяться хочет?

Добродушное, ласковое лицо Бузовкина вдруг стало грустным, и глаза его застлались какой-то пленкой.

- Мы не слыхали. Вряд ли, - сказал он и, не снимая с глаз своих пленки, прибавил: - Ну, Аксютка, царствуй, видно, с барынями, - и поспешил выйти.

- Все знает, и правда, что сменялись, - сказал Набатов. - Что же вы сделаете?

- Скажу в городе начальству. Я их обоих знаю в лицо, - сказал Нехлюдов.

Все молчали, очевидно боясь возобновления спора.

Симонсон, все время молча, закинув руки за голову, лежавший в углу на нарах, решительно приподнялся и, обойдя осторожно сидевших, подошел к Нехлюдову.

- Можете теперь выслушать меня?

- Разумеется, - сказал Нехлюдов и встал, чтобы идти за ним.

Взглянув на поднявшегося Нехлюдова и встретившись с ним глазами, Катюша покраснела и как бы недоумевающе покачала головой.

- Дело мое к вам в следующем, - начал Симонсон, когда они вместе с Нехлюдовым вышли в коридор В коридоре было особенно слышно гуденье и взрывы голосов среди уголовных. Нехлюдов поморщился, но

Симонсон, очевидно, не смущался этим. - Зная ваше отношение к Катерине Михайловне, - продолжал он, внимательно и прямо своими добрыми глазами глядя s в лицо Нехлюдову, - считаю себя обязанным, - продолжал он, но должен был остановиться, потому что у самой двери два голоса кричали враз, о чем-то споря.

- Говорят тебе, идол: не мои! - кричал один голос.

- Подавишься, черт, - хрипел другой.

В это время Марья Павловна вышла в коридор,

- Разве можно тут разговаривать, - сказала она, - пройдите сюда, там одна Верочка. - И она вперед прошла в соседнюю дверь крошечной, очевидно одиночной камеры, отданной теперь в распоряжение политических женщин. На нарах, укрывшись с головой, лежала Вера Ефремовна.

- У нее мигрень, она спит и не слышит, а я уйду! - сказала Марья Павловна.

- Напротив, оставайся, - сказал Симонсон, - у меня секретов нет ни от кого, тем более от тебя.

- Ну, хорошо, - сказала Марья Павловна и, по-детски двигаясь всем телом со стороны в сторону и этим движением глубже усаживаясь на нарах, приготовилась слушать, глядя куда-то вдаль своими красивыми бараньими глазами.

- Так дело мое в том, - повторил Симонсон, - что, зная ваше отношение к Катерине Михайловне, я считаю себя обязанным объявить вам мое отношение к ней.

- То есть что же? - спросил Нехлюдов, невольно любуясь той простотой и правдивостью, с которой Симонсон говорил с ним.

- То, что я хотел бы жениться на Катерине Михайловне...

- Удивительно! - сказала Марья Павловна, остановив глаза на Симонсоне.

- ... и решил просить ее об этом, о том, чтобы быть моей женой, - продолжал Симонсон.

- Что же я могу? Это зависит от нее, - сказал Нехлюдов.

- Да, но она не решит этого вопроса без вас,

- Почему?

- Потому что, пока вопрос ваших с нею отношений не решен окончательно, она не может ничего избрать.

- С моей стороны вопрос решен окончательно. Я желал сделать то, что считаю должным, и, кроме того, облегчить ее положение, но ни в каком случае не желаю стеснять ее.

- Да, но она не хочет вашей жертвы.

- Никакой жертвы нет.

- И я знаю, что это решение ее бесповоротно.

- Ну, так о чем же говорить со мной? - сказал Нехлюдов.

- Ей нужно, чтобы и вы признали то же.

- Как же я могу признать, что я не должен сделать то, что считаю должным. Одно, что я могу сказать, - это то, что я не свободен, но она свободна.

Симонсон помолчал, задумавшись.

- Хорошо, я так и скажу ей. Вы не думайте, что я влюблен в нее, - продолжал он. - Я люблю ее как прекрасного, редкого, много страдавшего человека. Мне от нее ничего не нужно, но страшно хочется помочь ей, облегчить ее поло...

Нехлюдов удивился, услыхав дрожание голоса Симонсона.

- ... облегчить ее положение, - продолжал Симонсон. - Если она не хочет принять вашей помощи, пусть она примет мою. Если бы она согласилась, я бы просил, чтобы меня сослали в ее место заключения. Четыре года - не вечность. Я бы прожил подле нее и, может быть, облегчил бы ее участь... - Опять он остановился от волненья.

- Что же я могу сказать? - сказал Нехлюдов. - Я рад, что она нашла такого покровителя, как вы...

- Вот это-то мне и нужно было знать, - продолжал Симонсон. - Я желал знать, любя ее, желая ей блага, нашли ли бы вы благом ее брак со мной?

- О да, - решительно сказал Нехлюдов.

- Все дело в ней, мне ведь нужно только, чтобы эта пострадавшая душа отдохнула, - сказал Симонсон, глядя на Нехлюдова с такой детской нежностью, какой никак нельзя было ожидать от этого мрачного вида человека.

Симонсон встал и, взяв за руку Нехлюдова, потянулся к нему лицом, застенчиво улыбнулся и поцеловал его.

- Так я так и скажу ей, - сказал он и вышел.