- Ужасно! - говорил Нехлюдов, выходя в приемную с адвокатом, укладывавшим свой портфель. - В самом очевидном деле они придираются к форме и отказывают. Ужасно! - Дело испорчено в суде, - сказал адвокат. - И Селенин за отказ. Ужасно, ужасно! - продолжал повторять Нехлюдов. - Что же делать теперь? - А подадим на высочайшее имя. Сами и подайте, пока вы здесь. Я напишу вам. В это время маленький Вольф, в своих звездах и мундире, вышел в приемную и подошел к Нехлюдову. - Что делать, милый князь. Не было достаточных поводов, - сказал он, пожимая узкими плечами и закрывая глаза, и прошел, куда ему было нужно. Вслед за Вольфом вышел и Селенин, узнав от сенаторов, что Нехлюдов, его прежний приятель, был здесь. - Вот не ожидал тебя здесь встретить, - сказал он, подходя к Нехлюдову, улыбаясь губами, между тем как глаза его оставались грустными. - Я и не знал, что ты в Петербурге. - А я не знал, что ты обер-прокурор... - Товарищ, - поправил Селенин. - Как ты в сенате? - спросил он, грустно и уныло глядя на приятеля. - Я знал, что ты в Петербурге. Но каким образом ты здесь? - Здесь я затем, что надеялся найти справедливость и спасти ни за что осужденную женщину. - Какую женщину? - Дело, которое сейчас решили. - А, дело Масловой, - вспомнив, сказал Селенин. - Совершенно неосновательная жалоба. - Дело не в жалобе, а в женщине, которая не виновата и несет наказание. Селенин вздохнул. - Очень может быть, но... - Не может быть, а наверно... - Почему же ты знаешь? - А потому, что я был присяжным. Я знаю, в чем мы сделали ошибку. Селенин задумался. - Надо было заявить тогда же, - сказал он. - Я заявлял. - Надо было записать в протокол. Если бы это было при кассационной жалобе... Селенин, всегда занятый и мало бывавший в свете, очевидно, ничего не слыхал о романе Нехлюдова; Нехлюдов же, заметив это, решил, что ему и не нужно говорить о своих отношениях к Масловой. - Да, но ведь и теперь очевидно было, что решение нелепо, - сказал он. - Сенат не имеет права сказать этого. Если бы сенат позволял себе кассировать решения судов на основании своего взгляда на справедливость самих решений, не говоря уже о том, что сенат потерял бы всякую точку опоры и скорее рисковал бы нарушать справедливость, чем восстановлять ее, - сказал Селенин, вспоминая предшествовавшее дело, - не говоря об этом, решения присяжных потеряли бы все свое значение. - Я только одно знаю, что женщина эта совершенно невинна и последняя надежда спасти ее от незаслуженного наказания потеряна. Высшее учреждение подтвердило совершенное беззаконие. - Оно не подтвердило, потому что не входило и не может входить в рассмотрение самого дела, - сказал Селенин, щуря глаза. - Ты, верно, у тетушки остановился, - прибавил он, очевидно желая переменить разговор. - Я вчера узнал от нее, что ты здесь. Графиня приглашала меня вместе с тобой присутствовать на собрании приезжего проповедника, - улыбаясь губами, сказал Селенин. - Да, я был, но ушел с отвращением, - сердито сказал Нехлюдов, досадуя на то, что Селенин отводит разговор на другое. - Ну, отчего ж с отвращением? Все-таки это проявление религиозного чувства, хотя и одностороннее, сектантское, - сказал Селенин. - Это какая-то дикая бессмыслица, - сказал Нехлюдов. - Ну, нет. Тут странно только то, что мы так мало знаем учение нашей церкви, что принимаем за какое-то новое откровение наши же основные догматы, - сказал Селенин, как бы торопясь высказать бывшему приятелю свои новые для него взгляды. Нехлюдов удивленно-внимательно посмотрел на Селенина. Селенин не опустил глаз, в которых выразилась не только грусть, но и недоброжелательство. - Да ты разве веришь в догматы церкви? - спросил Нехлюдов. - Разумеется, верю, - отвечал Селенин, прямо и мертво глядя в глаза Нехлюдову. Нехлюдов вздохнул. - Удивительно, - сказал он. - Впрочем, мы после поговорим, - сказал Селенин. - Иду, - обратился он к почтительно подошедшему к нему судебному приставу. - Непременно надо видеться, - прибавил он, вздыхая. - Только застанешь ли тебя? Меня же всегда застанешь в семь часов, к обеду. Надеждинская, - он назвал номер. - Много с тех пор воды утекло, - прибавил он, уходя, опять улыбаясь одними губами. - Приду, если успею, - сказал Нехлюдов, чувствуя, что когда-то близкий и любимый им человек Селенин сделался ему вдруг, вследствие этого короткого разговора, чуждым, далеким и непонятным, если не враждебным. ![]() |