Полез Жилин в дыру, раскопал пошире, чтоб и Костылину пролезть; и сидят они - ждут, чтобы затихло в ауле. Только затих народ в ауле, Жилин полез под стену, выбрался. Шепчет Костылину: - Полезай. Полез и Костылин, да зацепил камень ногой, загремел. А у хозяина сторожка была - пестрая собака. И злая-презлая; звали ее Уляшин. Жилин уже наперед прикормил ее. Услыхал Уляшин, забрехал и кинулся, а за ним другие собаки. Жилин чуть свистнул, кинул лепешки кусок - Уляшин узнал, замахал хвостом и перестал брехать. Хозяин услыхал, загайкал из сакли: - Гайть! Гайть, Уляшин! А Жилин за ушами почесывает Уляшина. Молчит собака, трется ему об ноги, хвостом махает. Посидели они за углом. Затихло все, только слышно - овца перхает в закуте да низом вода по камушкам шумит. Темно, звезды высоко стоят на небе; над горой молодой месяц закраснелся, кверху рожками заходит. В лощинах туман как молоко белеется. Поднялся Жилин, говорит товарищу: - Ну, брат, айда! Тронулись, только отошли, слышат - запел мулла на крыше: "Алла, Бесмилла! Ильрахман!" Значит - пойдет народ в мечеть. Оли опять, притаившись под стенкой. Долго сидели, дожидались, пока народ пройдет. Опять затихло. - Ну, с богом! - Перекрестились, пошли. Пошли через двор под кручь к речке, перешли речку, пошли лощиной. Туман густой да низом стоит, а над головой звезды виднешеньки. Жилин по звездам примечает, в какую сторону идти. В тумане свежо, идти легко, только сапоги неловки, стоптались. Жилин снял свои, бросил, пошел босиком. Подпрыгивает с камушка на камушек да на звезды поглядывает. Стал Костылин отставать. - Тише, - говорит, - иди; сапоги проклятые - все ноги стерли. - Да ты сними, легче будет. Пошел Костылин босиком - еще того хуже: изрезал все ноги по камням и все отстает. Жилин ему говорит: - Ноги обдерешь - заживут, а догонят - убьют, хуже. Костылин ничего не говорит, идет, покряхтывает. Шли они низом долго. Слышат - вправо собаки забрехали. Жилин остановился, осмотрелся, полез на гору, руками ощупал. - Эх, - говорит, - ошиблись мы - вправо забрали. Тут аул чужой, я его с горы видел; назад надо да влево, в гору. Тут лес должен быть. А Костылин говорит: - Подожди хоть немножко, дай вздохнуть, у меня ноги в крови все. - Э, брат, заживут; ты легче прыгай. Вот как! И побежал Жилин назад и влево в гору, в лес. Костылин все отстает и охает. Жилин шикнет-шикнет на него, а сам все идет. Поднялись на гору. Так и есть - лес. Вошли в лес, по колючкам изодрали все платье последнее. Напали на дорожку в лесу. Идут. - Стой! - Затопало копытами по дороге. Остановились, слушают. Потопало, как лошадь, и остановилось. Тронулись они - опять затопало. Они остановятся - и оно остановится. Подполз Жилин, смотрит на свет по дороге - стоит что-то: лошадь не лошадь, и на лошади что-то чудное, на человека не похоже. Фыркнуло - слышит. "Что за чудо!" Свистнул Жилин потихоньку, - как шаркнет с дороги в лес и затрещало по лесу, точно буря летит, сучья ломает. Костылин так и упал со страху. А Жилин смеется, говорит: - Это олень. Слышишь, как рогами лес ломит. Мы его боимся, а он нас боится. Пошли дальше. Уже высожары [Высожары - местное название одного из созвездий (группы звезд) на небе] спускаться стали, до утра недалеко. А туда ли идут, нет ли - не знают. Думается так Жилину, что по этой самой дороге его везли и что до своих верст десять еще будет, а приметы верной нет, да и ночью не разберешь. Вышли на полянку, Костылин сел и говорит: - Как хочешь, а я не дойду: у меня ноги не идут. Стал его Жилин уговаривать. - Нет, - говорит, - не дойду, не могу. Рассердился Жилин, плюнул, обругал его. - Так я же один уйду, прощай. Костылин вскочил, пошел. Прошли они версты четыре. Туман в лесу еще гуще сел, ничего не видать перед собой, и звезды уж чуть видны. Вдруг слышат - впереди топает лошадь. Слышно подковами за камни цепляется. Лег Жилин на брюхо, стал по земле слушать. - Так и есть, сюда, к нам, конный едет! Сбежали они с дороги, сели в кусты и ждут. Жилин подполз к дороге, смотрит - верховой татарин едет, корову гонит. Сам себе под нос мурлычет что-то. Проехал татарин. Жилин вернулся к Костылину. - Ну, пронес бог; вставай, пойдем. Стал Костылин вставать и упал. - Не могу, ей-богу, не могу; сил моих нет. Мужчина грузный, пухлый, запотел; да как обхватило его в лесу туманом холодным, да ноги ободраны, - он и рассолодел. Стал его Жилин силой поднимать. Как закричит Костылин: - Ой, больно! Жилин так и обмер. - Что кричишь? Ведь татарин близко, услышит. - А сам думает: "Он и вправду расслаб, что мне с ним делать? Бросить товарища не годится". - Ну, - говорит, - вставай, садись на закорки - снесу, коли уж идти не можешь. Подсадил на себя Костылина, подхватил руками под ляжки, вышел на дорогу, поволок. - Только, - говорит, - не дави ты меня руками за глотку ради Христа. За плечи держись. Тяжело Жилину, ноги тоже в крови и уморился. Нагнется, подправит, подкинет, чтоб повыше сидел на нем Костылин, тащит его по дороге. Видно, услыхал татарин, как Костылин закричал. Слышит Жилин - едет кто-то сзади, кличет по-своему. Бросился Жилин в кусты. Татарин выхватил ружье, выпалил - не попал, завизжал по-своему и поскакал прочь по дороге. - Ну, - говорит Жилин, - пропали, брат! Он, собака, сейчас соберет татар за нами в погоню. Коли не уйдем версты три - пропали. - А сам думает на Костылина: "И черт меня дернул колоду эту с собой брать. Один я бы давно ушел". Костылин говорит: - Иди один, за что тебе из-за меня пропадать. - Нет, не пойду: не годится товарища бросать. Подхватил опять на плечи, попер. Прошел он так с версту. Все лес идет, и не видать выхода. А туман уж расходиться стал, и как будто тучки заходить стали. Не видать уж звезд. Измучился Жилин. Пришел, у дороги родничок, камнем обделан. Остановился, ссадил Костылина. - Дай, - говорит, - отдохну, напьюсь. Лепешек поедим. Должно быть, недалеко Только прилег он пить, слышит - затопало сзади. Опять кинулись вправо, в кусты, под кручь, и легли. Слышат - голоса татарские; остановились татары на том самом месте, где они с дороги свернули. Поговорили, потом зауськали, как собак притравливают. Слышат - трещит что-то по кустам, прямо к ним собака чужая чья-то. Остановилась, забрехала. Лезут и татары - тоже чужие; схватили их, посвязали, посадили на лошадей, повезли. Проехали версты три, встречает их Абдул-хозяин с двумя татарами. Поговорил что-то с татарами, пересадили на своих лошадей, повезли назад в аул. Абдул уж не смеется и ни слова не говорит с ними. Привезли на рассвете в аул, посадили на улице. Сбежались ребята. Камнями, плетками бьют их, визжат. Собрались татары в кружок, и старик из-под горы пришел. Стали говорить. Слышит Жилин, что судят про них, что с ними делать. Одни говорят - надо их дальше в горы услать, а старик говорит: - Надо убить. Абдул спорит, говорит: - Я за них деньги отдал. Я за них выкуп возьму. А старик говорит: - Ничего они не заплатят, только беды наделают. И грех русских кормить. Убить - и кончено. Разошлись. Подошел хозяин к Жилину, стал ему говорить. - Если, - говорит, - мне не пришлют за вас выкуп, я через две недели вас запорю. А если затеешь опять бежать, я тебя как собаку убью. Пиши письмо, хорошенько пиши. Принесли им бумаги, написали они письма. Набили на них колодки, отвели за мечеть. Там яма была аршин пяти - и спустили их в эту яму. ![]() |