Житье им стало совсем дурное. Колодки не снимали и не выпускали на вольный свет. Кидали им туда тесто непеченое, как собакам, да в кувшине воду спускали. Вонь в яме, духота, мокрота. Костылин совсем разболелся, распух, и ломота во всем теле стала, и все стонет или спит. И Жилин приуныл, видит - дело плохо. И не знает, как выдраться. Начал он было подкапываться, да землю некуда кидать, увидал хозяин, пригрозил убить. Сидит он раз в яме на корточках, думает об вольном житье, и скучно ему. Вдруг прямо ему на коленки лепешка упала, другая, и черешни посыпались. Поглядел кверху, а там Дина. Поглядела на него, посмеялась и убежала. Жилин и думает: "Не поможет ли Дина?" Расчистил он в яме местечко, наковырял глины, стал лепить кукол. Наделал людей, лошадей, собак; думает: "Как придет Дина, брошу ей". Только на другой день нет Дины. А слышит Жилин - затопали лошади, проехали какие-то, и собрались татары у мечети, спорят, кричат и поминают про русских. И слышит голос старика. Хорошенько не разобрал он, и догадывается, что русские близко подошли, и боятся татары, как бы в аул не зашли, и не знают, что с пленными делать. Поговорили и ушли. Вдруг слышит зашуршало что-то наверху. Видит - Дина присела на корточки, коленки выше головы торчат, свесилась, монисты висят, болтаются над ямой. Глазенки так и блестят, как звездочки. Вынула из рукава две сырные лепешки, бросила ему. Жилин взял и говорит: - Что давно не бывала? А я тебе игрушек наделал. На, вот! - Стал ей швырять по одной, а она головой мотает и не смотрит. - Не надо! - говорит. Помолчала, посидела и говорит: - Иван, тебя убить хотят. - Сама себе рукой на шею показывает. - Кто убить хочет? - Отец, ему старики велят, а мне тебя жалко. Жилин и говорит: - А коли тебе меня жалко, так ты мне палку длинную принеси. Она головой мотает, что "нельзя". Он сложил руки, молится ей. - Дина, пожалуйста. Динушка, принеси. - Нельзя, - говорит, - увидят, все дома. - И ушла. Вот сидит вечером Жилин и думает: "Что будет?" Все поглядывает вверх. Звезды видны, а месяц еще не всходил. Мулла прокричал, затихло все. Стал уже Жилин дремать, думает: "Побоится девка". Вдруг на голову ему глина посыпалась, глянул кверху - шест длинный в тот край ямы тыкается. Потыкался, спускаться стал, ползет в яму. Обрадовался Жилин, схватил рукой, спустил; шест здоровый. Он еще прежде этот шест на хозяйской крыше видел. Поглядел вверх: звезды высоко в небе блестят, и над самой ямой, как у кошки, у Дины глаза в темноте светятся. Нагнулась она лицом на край ямы и шепчет: - Иван, Иван! - А сама руками у лица все машет, что "тише, мол". - Что? - говорит Жилин. - Уехали все, только двое дома. Жилин и говорит: - Ну, Костылин, пойдем, попытаемся последний раз; я тебя подсажу. Костылин и слышать не хочет. - Нет, - говорит, - уж мне, видно, отсюда не выйти. Куда я пойду, когда и поворотиться сил нет? - Ну, так прощай, не поминай лихом. - Поцеловался с Костылиным. Ухватился за шест, велел Дине держать и полез. Раза два он обрывался, - колодка мешала. Поддержал его Костылин, - выбрался кое-как наверх. Дина его тянет ручонками за рубаху изо всех сил, сама смеется. Взял Жилин шест и говорит: - Снеси на место, Дина, а то хватятся - прибьют тебя. - Потащила она шест, а Жилин под гору пошел. Слез под кручь, взял камень вострый, стал замок с колодки выворачивать. А замок крепкий, никак не собьет, да и неловко. Слышит - бежит кто-то с горы, легко попрыгивает. Думает: "Верно, опять Дина". Прибежала Дина, взяла камень и говорит: - Дай я. Села на коленочки, начала выворачивать. Да ручонки тонкие, как прутики, ничего силы нет. Бросила камень, заплакала. Принялся опять Жилин за замок, а Дина села подле него на корточках, за плечо его держит. Оглянулся Жилин, видит, налево за горой зарево красное загорелось. Месяц встает. "Ну, - думает, - до месяца надо лощину пройти, до леса добраться". Поднялся, бросил камень. Хоть в колодке, да надо идти. - Прощай, - говорит, - Динушка. Век тебя помнить буду. Ухватилась за него Дина, шарит по нем руками, ищет, куда бы лепешки ему засунуть. Взял он лепешки. - Спасибо, - говорит, - умница. Кто тебе без меня кукол делать будет? - И погладил ее по голове. Как заплачет Дина, закрылась руками, побежала на гору, как козочка прыгает. Только в темноте, слышно, монисты в косе по спине побрякивают. Перекрестился Жилин, подхватил рукой замок на колодке, чтобы не бренчал, пошел по дороге, ногу волочит, а сам все на зарево поглядывает, где месяц встает. Дорогу он узнал. Прямиком идти верст восемь. Только бы до лесу дойти прежде, чем месяц совсем выйдет. Перешел он речку: побелел уже свет за горой. Пошел лощиной, идет, сам поглядывает: не видать еще месяца. Уж зарево посветлело и с одной стороны лощины все светлее, светлее становится. Ползет под гору тень, все к нему приближается. Идет Жилин, все тени держится. Он спешит, а месяц еще скорее выбирается; уж и направо засветились макушки. Стал подходить к лесу, выбрался месяц из-за гор - бело, светло, совсем как днем. На деревах все листочки видны. Тихо, светло по горам: как вымерло все. Только слышно, внизу речка журчит. Дошел до лесу - никто не попался. Выбрал Жилин местечко в лесу потемнее, сел отдыхать. Отдохнул, лепешку съел. Нашел камень, принялся опять колодку сбивать. Все руки избил, а не сбил. Поднялся, пошел по дороге. Прошел с версту, выбился из сил - ноги ломит. Ступит шагов десять и остановится. "Нечего делать, - думает, - буду тащиться, пока сила есть. А если сесть, так и не встану. До крепости мне не дойти, а как рассветет, лягу в лесу, переднюю, и ночью опять пойду". Всю ночь шел. Только попались два татарина верхами, да Жилин издалека их услышал, схоронился за дерево. Уж стал месяц бледнеть, роса пала, близко к свету, а Жилин до края леса не дошел. "Ну, - думает, - еще тридцать шагов пройду, сверну в лес и сяду". Прошел тридцать шагов, видит - лес кончается. Вышел на край - совсем светло; как на ладонке перед ним степь и крепость, и налево, близехонько под горой, огни горят, тухнут, дым стелется, и люди у костров. Вгляделся, видит: ружья блестят - казаки, солдаты. Обрадовался Жилин, собрался с последними силами, пошел под гору. А сам думает: "Избави бог тут, в чистом поле, увидит конный татарин: хоть близко, а не уйдешь". Только подумал - глядь: налево на бугре стоят трое татар, десятины на две. Увидали его, пустились к нему. Так сердце у него и оборвалось. Замахал руками, закричал что было духу своим: - Братцы! Выручай! Братцы! Услыхали наши. Выскочили казаки верховые, пустились к нему - наперерез татарам. Казакам далеко, а татарам близко. Да уж и Жилин собрался с последней силой, подхватил рукой колодку, бежит к казакам, а сам себя не помнит, крестится и кричит: - Братцы! Братцы! Братцы! Казаков человек пятнадцать было. Испугались татары - не доезжаючи стали останавливаться. И подбежал Жилин к казакам. Окружили его казаки, спрашивают: кто он, что за человек, откуда? А Жилин сам себя не помнит, плачет и приговаривает: - Братцы! Братцы! Выбежали солдаты, обступили Жилина - кто ему хлеба, кто каши, кто водки; кто шинелью прикрывает, кто колодку разбивает. Узнали его офицеры, повезли в крепость. Обрадовались солдаты, товарищи собрались к Жилину. Рассказал Жилин, как с ним все дело было, и говорит: - Вот и домой съездил, женился! Нет, уж видно не судьба моя. И остался служить на Кавказе. А Костылина только еще через месяц выкупили за пять тысяч. Еле живого привезли. ![]() |