- Эх-ма! трубку забыл. Вот горе-то, братцы мои! - повторил Веленчук.

- А ты бы сихарки курил, милый человек! - заговорил Чикин, скривив рот и подмигивая. - Я так все сихарки дома курю, она слаще!

Разумеется, все покатились со смеху.

- То-то, трубку забыл, - перебил Максимов, не обращая внимания на общий хохот и начальнически-гордо выбивая трубку о ладонь левой руки. - Ты где там пропадал?

а, Веленчук?

Веленчук полуоборотился к нему, поднял было руку к шапке, но потом опустил ее.

- Видно, со вчерашнего не проспался, что уж стоя засыпаешь. За это вашему брату спасибо не говорят.

- Разорви меня на сем месте, Федор Максимыч, коли у меня капля во рту была; а я и сам не знаю, что со мной сделалось, - отвечал Веленчук. - С какой радости напился! - проворчал он.

- То-то; а из-за вашего брата ответствуешь перед начальством своим, а вы этак продолжаете - вовсе безобразно, - заключил красноречивый Максимов уже более спокойным тоном.

- Ведь вот чудо-то, братцы мои, - продолжал Веленчук после минутного молчания, почесывая в затылке и не обращаясь ни к кому в особенности: - право, чудо, братцы мои! Шестнадцать лет служу - такого со мной не бывало. Как сказали к расчету строиться, я собрался как следует - ничего не было, да вдруг у парке как она схватит меня... схватила, схватила, повалила меня наземь, да и все... И как заснул, сам не слыхал, братцы мои! Должно, она самая спячка и есть, - заключил он.

- Ведь и то насилу я тебя разбудил, - сказал Антонов, натягивая сапог: - уж я тебя толкал, толкал... ровно чурбан какой!

- Вишь ты, - заметил Веленчук: - добро уж пьяный бы был...

- Так-то у нас дома баба была, - начал Чикин: - так с печи, почитай, два года не сходила. Стали ее будить раз, думали, что спит, а уж она мертвая лежит, - так тоже все на нее сон находил. Так-то, милый человек!

- А расскажи-ка, Чикин, как ты в отпуску тон задавал себе, - сказал Максимов, улыбаясь и поглядывая на меня, как будто говоря: "не угодно ли тоже послушать глупого человека?"

- Какой тон, Федор Максимыч! - сказал Чикин, бросая искоса на меня беглый взгляд: - известно, рассказывал, какой такой Капказ есть.

- Ну да, как же, как же! Ты не модничай... расскажи, как ты им предводительствовал?

- Известно, как предводительствовал: спрашивали, как мы живем, - начал Чикин скороговоркой, с видом человека, несколько раз рассказывавшего то же самое: - я говорю, живем хорошо, милый человек; провиянт сполна получаем, утро и вечер по чашке щиколата идет на солдата, а в обед идет господский суп перловых круп, а замест водки модера полагается по крышке. Модера Дивирье, что без посуды, мол, сорок две!

- Важная модера! - громче других, заливаясь смехом, подхватил Веленчук. - Вот так модера!

- Ну, а про эзиятов как рассказывал? - продолжал допрашивать Максимов, когда общий смех утих несколько.

Чикин нагнулся к огню, достал палочкой уголек, наложил его на трубку и молча, как будто не замечая возбужденного в слушателях молчаливого любопытства, долго раскуривал свои корешки. Когда, наконец, он набрался достаточно дыму, сбросил уголек, сдвинул еще более назад свою шапочку и, подергиваясь и слегка улыбаясь, продолжал.

- Тоже спрашивают, какой, говорит, там, малый, черкес, говорит, или турка у вас на Капказе, говорит, бьет? Я говорю: у нас черкес, милый человек, не один, а разные есть. Есть такие тавлинцы, что в каменных горах живут и камни замест хлеба едят. Те большие, говорю, ровно как колода добрая, по одном глазу во лбу, и шапки на них красные, вот так и горят, ровно как на тебе, милый человек! - прибавил он, обращаясь к молодому рекрутику, на котором, действительно, была уморительная шапочка с красным верхом.

Рекрутик при этом неожиданном обращении вдруг присел к и земле; ударил себя по коленям и расхохотался и раскашлялся до того, что едва мог выговорить задыхающимся голосом: "вот так тавлинцы!"

- А то еще, говорю, мумры есть, - продолжал Чикин, движением головы надвигая на лоб свою шапочку: - те другие, - двойнешки маленькие, вот такие. Все по парочкам, говорю, рука с рукой держатся и так-то бегают, говорю, швытко, что ты его на коне не догонишь. - Как же, говорит, малый, как же они, мумры-то, рука с рукой так и родятся, что ли? - воображая передразнивать мужика, сказал он горловым басом. - Да, говорю, милый человек, он такой от природии. Ты им руки разорви, так кровь пойдет, все равно что китаец: шапку с него сними, она, кровь, пойдет. - А кажи, малый, как они бьют-то? - говорит. - Да так, говорю, поймают тебя, живот распорят, да кишки тебе на руку и мотают, и мотают. Они мотают, а ты смеешься; дотелева смеешься, что дух вон...

- Ну, что ж, и имели к тебе доверие, Чикин? - сказал Максимов, слегка улыбаясь, тогда как остальные помирали со смеху.

- И такой, право, народ чудной, Федор Максимыч: верют всему ей-Богу, верют! А стал им про гору Кизбек сказывать, что на ней все лето снег не тает, так вовсе на смех подняли, милый человек! - Что ты, говорит, малый, фастаешь? Видано ли дело: большая гора, да на ней снег не будет таять. У нас, малый, в ростопель так какой бугор, и то прежде растает, а в лощине снег лежит. - Поди ты! - заключил Чикин, подмигивая.