|
Повсюду листья желтые, вода Прозрачно-синяя. Повсюду осень, осень! Мы уезжаем. Боже, как всегда Отъезд сердцам желанен и несносен! Чуть вдалеке раздастся стук колес, -- Четыре вздрогнут детские фигуры. Глаза Марилэ не глядят от слез, Вздыхает Карл, как заговорщик, хмурый. Мы к маме жмемся: "Ну зачем отъезд? Здесь хорошо!" -- "Ах, дети, вздохи лишни". Прощайте, луг и придорожный крест, Дорога в Хорбен... Вы, прощайте, вишни, Что рвали мы в саду, и сеновал, Где мы, от всех укрывшись, их съедали... (Какой-то крик... Кто звал? Никто не звал!) И вы, Шварцвальда золотые дали! Марилэ пишет мне стишок в альбом, Глаза в слезах, а буквы кривы-кривы! Хлопочет мама; в платье голубом Мелькает Ася с Карлом там, у ивы. О на крыльце последний шепот наш! О этот плач о промелькнувшем лете! Какой-то шум. Приехал экипаж. -- "Скорей, скорей! Мы опоздаем, дети!" -- "Марилэ, друг, пиши мне!" Ах, не то! Не это я сказать хочу! Но что же? -- "Надень берет!" -- "Не раскрывай пальто!" -- "Садитесь, ну?" и папин голос строже. Букет сует нам Асин кавалер, Сует Марилэ плитку шоколада... Последний миг... -- "Nun, kann es losgehn, Herr?"1 Погибло все. Нет, больше жить не надо! Мы ехали. Осенний вечер блек. Мы, как во сне, о чем-то говорили... Прощай, наш Карл, шварцвальдский паренек! Прощай, мой друг, шварцвальдская Марилэ! 1 "Так можно отправляться, господин?" (нем.).
|
|